Миссия ранней Церкви на фоне исторического и религиозно-философского контекста

Считается, что расцвет христианской апологетики[1]     приходится на II-III века нашей эры. Это время принято считать эпохой гонений на Церковь. Именно этот отрезок христианской истории ознаменовался появлением христианских писателей, получивших имя «апологеты», на плечи которых легла нелегкая задача – построить взаимоотношения с языческим миром, представив язычникам учение Христа в понятной и притягательной форме. Это было время, когда в пределах Римской империи образовался кризис древних ценностей, взамен которым требовалось новое учение, могущее обеспечить решение возникших проблем.[2] Моммзен характеризует это время как смешение веры и суеверия.[3] Первые три столетия отметились стиранием граней между языческими божествами. Слияние римских и греческих традиций приводило к потере индивидуальности отдельно взятых божеств и послужило хорошей основой для некоего религиозного универсализма. В отличие от старых и избитых традиций, подобные тенденции имели некий налет новизны. Жители Римской империи  охотно впитывали в себя новые религиозные идеи, пришедшие к ним из завоеванных Римом территорий. Так создавался синкретический сплав заново оформленных верований. И ввиду того, что христианство не было готово идти на компромиссы, ему ничего не оставалось делать, как пробиваться сквозь этот синкретический сплав для того, чтобы выжить. Христианство, будучи религией, находящейся под запретом (religio ilicita), пробивало себе дорогу через гордую философию и аморальную религию греков, постоянно защищая себя от нападок и угроз со стороны неприятелей. Таким был исторический, религиозно-философский контекст, в котором возникла христианская апологетика.

Эллинистическая терминология и система аргументации как инструменты для миссии

Несмотря на гонения и трудности, христианская вера не только выжила, но и восторжествовала над языческой религиозной философией. Что же способствовало такому успеху? По мнению Зеньковского, ранняя Церковь смогла не только приблизить к себе языческое религиозное сознание, но и найти в нём прямые точки опоры для проповеди христианства, опираясь при этом на принцип рецепции. Согласно этому принципу, христиане могут (или даже должны) принимать всё то, что есть истинное, доброе и светлое, что они могут встретить в языческой мудрости, помня о том, что источник всякой истины есть Бог.[4] Следуя этим тенденциям, в лексиконе христиан-апологетов появляются такие определения, как: сущность (ousia), лицо (prosopon), ипостась (upostasis), субстанция (substantia), личность (persona). Это старые слова-формы, в которые апологеты вливают новое богословское содержание. Это в свою очередь способствует изложению учения об Едином и в то же время Триедином Боге христиан.[5] Взамен сложных философских систем греков, христиане предложили не менее простую схему-конструкцию, которую с трудом понимали и сами христиане. Но, несмотря на сходства позиций во взглядах апологетов и их попыток раскрыть учение об Едином Боге, «еще не была разработана терминология для выражения различий между Лицами Троицы».[6] На этом факте строит свою аргументацию Келли, когда говорит о неправомочности сегодня задавать апологетам те вопросы, на которые они не собирались отвечать.[7] По мнению Парвеса, не надо забывать, что доникейское тринитарное мышление всё же было сформировано под влиянием оценки Божьего спасительного действия.[8] Удаляясь все больше от иудаизма и приближаясь к греческой среде, «несмотря на первоначальное сопротивление таких богословов, как Татиан и Тертуллиан», терминология, с помощью которой излагалась «христианская доктрина», претерпевала серьезные изменения. Бош дает свою положительную оценку данному факту, когда говорит:

«Схожесть во многих отношениях между языческими религиями и христианством на практике оказала Церкви большую помощь в деле проведения ее миссии и защиты веры. Послание о Боге в человеческом облике, о спасительной жертве, победе воскресения и новой жизни падало на почву, для которой эти понятия не были полностью чуждыми».[9]

Учитывая вышесказанное, мы можем заключить, что на рецепцию эллинской терминологии апологетов подталкивал миссионерский настрой. Они воспринимали это как «долг» перед Господом – донести спасение до всех грешников. Разработка новой терминологии была не ради того, чтобы эллинская мудрость признала христиан равными себе. Христиане не стремились стать очередной философией, пусть даже и замысловатой, но взамен имеющей право на существование. Рационализация и адаптация в ранней апологетике происходила ради вести о спасении, исходящей от Единого Бога, Творца Вселенной. Вера в Единого Бога и желание осуществить возложенную на Церковь миссию – вот основной мотив для разработки новой терминологии, могущий облегчить путь язычников к пониманию христианской теологии и сути Благой Вести.

Каспер, рассматривая веру в Христа в космологическом аспекте, видит начало данного подхода в размышлениях апологетов.[10] Тенденция к тому, чтобы видеть повсюду (в природе, истории, философии, языческих религиях) присутствие Логоса или, скорее, Его частиц (logoi spermatikoi), стало смелым шагом навстречу миру, нуждающемуся в Благой Вести. Смелый и одновременно рискованный шаг, хотя и был обозначен критиками как эллинизация христианства, все же указал тот путь, по которому и двинулся мир христианской мысли. Керн считает этот шаг вынужденным, не видя другого выхода из сложившейся ситуации вокруг молодой Церкви, и говорит буквально следующее:

«Первые апологеты, защищаясь от нападок философии, должны были сами решиться приять философию, иную, чем стоическую, платоновскую, аристотелевскую….,  приять философию как таковую, приять её методы, войти в мир её понятий. Апологеты кладут первые камни этого будущего здания христианской философии». ^[11]

Армстронг считает апологетов первыми христианскими авторами, кто «применяет философские идеи греков для разъяснения своей теологии», ставя перед собой цель не просто оградить христианство от языческих вымыслов, но обрамить христианство таким образом, «чтобы оно стало привлекательным для образованных людей».[12] Выдвигая идею о том, что христианство – это истинная философия, а философия – школа, направляющая ко Христу, Иустин, хотя и использует терминологию платоников, но в то же время указывает и на существенную разницу между их пониманием и христианским пониманием Бога. Для Иустина, откровение Слова и Писания Церкви превосходят все попытки разума постичь истину о Боге. Иустин идёт ещё дальше, когда комментирует наличие «семени» истины в дохристианскую эпоху. По его мнению, это лишь указывает на милосердие Бога, который не оставил человека блуждать в неведении.[13] По Иустину, не христиане обязаны грекам, а эллинская мудрость обязана Божественному Логосу, и, в отличие от греческих философов, христиане обладают не фрагментарным познанием истины, но полнотой истины, явленной во Христе. Обожествляя Логос, Иустин уходит в сторону и от платоников и стоиков, использующих идею имманентности Слова. Тертуллиан, хотя и не столь любезен в общении с философами, как Иустин, но и он, в свою очередь, не избежал «косвенного плагиата» философских концепций того времени. Размышляя над понятием «Spiritus», он использует идеи стоического происхождения, но в его высказываниях мы встречаем резкое различие и непреодолимую пропасть, лежащую между христианским пониманием Бога как Творца материи и эллинским представлением о вечном сосуществовании последних.

Помимо смелости в использовании терминологии эллинов, апологеты, для подтверждения своих идей, пользуются схожей системой аргументации. Полученное апологетами светское образование сыграло немаловажную роль после их обращения к вере в Иисуса Христа. Иустин, Тертуллиан, Климент, Ориген и другие авторы этого периода дают достойный отпор противникам христианства на философском уровне, показывая тем самым, что настоящая мудрость и знания должны служить для славы Того, Кто их дает человеку.

Роль апологетов в качестве миссионерского авангарда ранней Церкви

Возможно, сами попытки использования эллинистической терминологии в деле миссии мы можем усмотреть уже в Септуагинте, а также у апостола Иоанна, когда тот использует термин “Логос” (Иоан.1). Это также видно в стремлении апостола Павла раскрыть во Христе всю полноту (Кол.2). Но при всём этом следует признать, что именно апологетам принадлежит то место в истории развития богословской мысли, когда синтез общечеловеческой мудрости и Божественного откровения достиг своего апогея. Это была форма, избранная апологетами по причине их желания явить Христа наиболее понятным и доступным языком для тех, кому и была адресована их проповедь. Предвосхищая времена соборов с их горячей полемикой, апологеты разрабатывают свой понятийный аппарат в решении всех сложностей, которые возникли в тринитарных вопросах. Являясь передовой линией проповедников Евангелия и выполняя миссионерскую задачу Церкви, они берут на себя ответственность за применение того или иного слова-понятия в ожидании, что оно не просто удачно впишется в общую схему раннего богословия, но и выразит наиболее полно ту истину, которую и следовало донести до неспасенного сердца.

Апологеты делали попытки обосновать новое восприятие жизни, которое вытекает из нового понимания отношения Бога и мира, Бога и человека. В их интерпретации, материальный мир  был не злом либо эманацией, а творением, поэтому и проповедь их вела к преодолению, на первый взгляд, неразрешимой проблемы греческого дуализма. Люди услышали о том, что Бог христиан спасает не от мира, а сам мир, что мир является творческим актом Создателя, открывшего свои намерения относительно воссоздания Вселенной.

Апологеты предлагали любящего Бога, даровавшего человеку свободу, вместо довлеющего над человеком Рока (Фатума, Судьбы), слепо определяющего место человека в настоящем и будущем. Бог христиан выступает творческим началом, все обнимающим силой Своей бесконечной и беспредельной любви.

Приводя свои объяснения, они раскрыли и описали спасительное действие Творца, раскрыв участие Отца, Сына и Духа Святого. Бог христиан способен преодолеть несоединимость Абсолютного и относительного, бесконечного и конечного, совершенного и ограниченного, и эта способность явлена во Христе. Богоявление, общение Отца и Сына удаляется от иудейского понимания монотеизма, но, вместе с тем, возвышается над политеизмом Рима, посрамив идолопоклонство.

Шагнув во второй век, христианство перешло от теологии крещальных формул к расширенной интерпретации природы Бога в вероисповеданиях. На смену апостольским мужам, говорившим о божественности Сына и обозначившим троичность, пришли апологеты. В своих попытках раскрыть учение о природе Боге и Лицах в Божестве, апологеты закрепили за собой разработку новой религиозной терминологии и философско-религиозной интерпретации. Это послужило своего рода «мостом» в ведении диалога с язычниками, а также помогло в разъяснении основ веры своим собратьям. Таким образом, миссионерский аспект стал основным мотивом для поиска и формирования новых тринитарных парадигм и охарактеризовал доникейских защитников христианства в качестве миссионерского авангарда ранней Церкви. В свою очередь, «новая терминология» явилась средством передачи «старой истины» в совершенно иных условиях, по сравнению с первым веком. Лишь постоянно «воплощаясь» в новые одежды времени, можно сохранять свежесть и ясность предлагаемой Вести, что апологеты и пытались делать. Надо признать, что разработки апологетов подготовили почву для поиска и принятия тринитарных формулировок на Вселенских Соборах, облегчив тем самым ношу грядущему поколению богословов.

Подводя итоги, мы можем согласиться со словами Боша, что «любая попытка истолкования прошлого косвенным образом становится попыткой осмысления настоящего и будущего. При определении своей роли в настоящем для христианского богословия чрезвычайно важное значение имеет исследование прошлого, сравнение нашего самосознания с самосознанием первых христиан.[14] Их победы и неудачи, определение вопросов и поиск ответов, найденные решения (удачные и неудачные) выступают для нас в качестве учебного пособия, и было бы ошибочно думать, что их религиозный поиск и опыт устарел и имеет сегодня мало практической ценности. Не осуждая и не оправдывая их путь, мы не можем не констатировать факт того, что их усилия, принятые решения и обретенная терминология легли в основу того, что христианский мир именует «догматами веры». В наш век, когда ударение делается на «догмате о несправедливости всех догматов»[15] и единодушном отрицании различных систем, твердая позиция первых христиан и тот пыл, с которым они стояли за учение своего Господа, не может не восхищать или, даже больше, призывать нас идти тем же путем.

БИБЛИОГРАФИЯ

Литература на русском:

1. Армстронг, Артур Х., Истоки христианского богословия (Санкт-Петербург: Издательство Олега Абышко, 2006).
2. Бош, Дэвид, Преобразование миссионерства (Санкт-Петербург: «Библия для всех», «Богомыслие», 1997).
3. Гайслер, Норман Л., Необходимость апологетики, на http://www.apolresearch.org
4. Зеньковский, В., Апологетика (Пушкино: Издательский Дом «Грааль», 2001).
5. Моммзен, Т., История Рима (Санкт-Петербург: Лениздат, 1993).
6. Каспер, Вальтер, Иисус Христос (Москва: ББИ, 2005).
7. Керн, Киприан, Патрология, на http://www.krotov.info
8. Райт, Н.Т., Иисус. Надежда постмодернистского мира (Черкассы: Коллоквиум, 2006).
9. Хегглунд, Бенгт, История теологии (Санкт- Петербург: «Светоч», 2001).

Литература на английском:

1. Davies, J.G., The Early Christian Church (New York: Holt, Rinehart and Winston, 1965).
2. Kelly, J.N.D., Early Christian Doctrines (HarperCollins, 2004).
3. Purves, Jim, The Triune God and the Charismatic Movement (Paternoster, 2004).

______________

[1] Апологетика – это дисциплина, имеющая дело с разумной защитой христианской веры. Это слово происходит от греческого apologia, что значит “обоснование” или “защита”. См. Гайслер,  Норман Л., Необходимость апологетики, на http://www.apolresearch.org

[2] Davies, J.G., The Early Christian Church (New York: Holt, Rinehart and Winston, 1965), p. 34.

[3] Моммзен, Т., История Рима (Санкт-Петербург: Лениздат, 1993), стр. 253.

[4] Зеньковский, В., Апологетика (Пушкино: Издательский Дом «Грааль», 2001), стр. 101-102.

[5] Ортодоксальная тринитарная формула Соборов «одна сущность, три ипостаси» (mia ousia, treis upostaseis) является еще делом будущего, но уже сейчас формируется общими усилиями апологетов.

[6] Хегглунд, Бенгт, История теологии (Санкт- Петербург: «Светоч», 2001), стр. 18.

[7] Kelly, J.N.D., Early Christian Doctrines (HarperCollins, 2004), р. 101.

[8] Purves, Jim, The Triune God and the Charismatic Movement (Paternoster, 2004), p. 212.

[9] Бош, Дэвид, Преобразование миссионерства (Санкт-Петербург: «Библия для всех», «Богомыслие», 1997), стр. 160-161

[10] Каспер, Вальтер, Иисус Христос (Москва: ББИ, 2005), стр. 5.

[11] Керн, Киприан, Патрология, на http://www.krotov.info/history

[12] Армстронг, Артур Х., Истоки христианского богословия (Санкт-Петербург: Издательство Олега Абышко, 2006), стр. 181.

[13] Эту же идею поддерживал Климент Александрийский, который видел в греческой философии помощника в усвоении Божьего Откровения.

[14] Бош, Дэвид, Преобразование миссионерства, стр. 197.

[15] Райт, Н.Т., Иисус. Надежда постмодернистского мира (Черкассы: Коллоквиум, 2006), стр. 99.